Алиса, когда я дал ей почитать отрывки отсюда, сказала, что я слегка поехавший. Что ж, не буду отрицать очевидного. Но пусть тот, кто абсолютно здоров — первым кинет в меня камень.

Дневник Альберта Ломова, 28 мая 2024. Последняя запись.

Смерть — довольно ожидаемое событие в жизни каждого человека.

И, думаю, каждый из людей рано или поздно задумывался — а что его ждет после смерти? Перерождение? Рай или ад, в зависимости от того, насколько ты нагрешил? Или темное небытие, где тебя попросту не существует, а значит — и почувствовать ты ничего не можешь?

Я не был исключением. Иногда и мне, особенно перед сном, забредали в голову подобные мысли. Разве что я был практически уверен именно в варианте небытия. К религии я относился постольку-поскольку, хоть и признавал ее необходимость для некоторых людей… и для некоторых ситуаций. «Не бывает атеистов в окопах под огнем», как говорится. Но я в окопах не сидел, да и сам по себе какой-то особой потребности в богах не испытывал. Куда ближе мне были позиции некоторых древнегреческих и древнеримских стоиков: «в смерти как таковой ничего плохого нет, потому что ты все равно после нее ничего не почувствуешь».

Насколько же я удивился, когда умер… и на этом ничего не закончилось.

Смерть моя была довольно безболезненной, но от этого не менее обидной. Кто-то из соседей то ли забыл потушить сигарету, то ли игрался со спичками, на это наложилась парочка газовых баллонов — и в итоге полыхнула вся многоэтажка. Мое тело же, умаявшись после работы, спало беспробудным сном — и так же, не просыпаясь, умерло, тихо отравившись угарным газом. А я, воспарив над этой мертвой оболочкой, в полнейшем шоке наблюдал, как горит моя квартира (с почти выплаченной ипотекой, черт бы ее побрал), а главное — как занимается и обугливается под натиском огня мой не успевший остыть труп.

Время в этом состоянии шло странно — то растягивалось, то сжималось, как пружина. Вот я смотрю на труп — и вот, здание уже обрушилось, а я все еще парю над дымящимися руинами на уровне пятого этажа. А вокруг меня парит еще несколько десятков… душ? Полупрозрачные сероватые облачка, похожие на людей лишь общей формой, спокойно висели, неспешно дрейфовали и даже бешено метались рядом со мной туда-сюда, непохожие ни на одно знакомое природное явление. Возможно, я и сам выгляжу сейчас так же?

— И что дальше? — задумчиво спросил я в пустоту.

Ответ пришел незамедлительно. Сверху, прямо в воздухе, открылся… портал. И еще один. И еще, пока их не стало шесть штук. Порталы, если их можно было так назвать, были совершенно разной формы и размера. Наибольшее внимание привлекал, конечно, самый внушительный: громадные золотые ворота за провалом в пространстве сияли так, что даже моим нематериальным глазам было больно на них смотреть. Из этих порталов высыпали похожие на нас белые полупрозрачные облачка и начали деловито сновать вокруг нас, то и дело подталкивая кого-то к конкретному порталу.

Незаметно к ним присоединились более темные, почти черные облачка, так же настойчиво начавшие толкать души вниз — к другим порталам, открывшимся прямо в земле, и выглядевшим куда более мрачно. В основном — как провалы с тьмой внутри, но даже смотреть на эту тьму было откровенно неуютно. Темные облачка с белыми не контактировали никак, словно заранее договорившись. Серых и вовсе никто не спрашивал. Кто-то из тех, кого тащили вниз, пытался сопротивляться, но все попытки были заранее обречены на провал. Дергаться можно, убежать — никак. Выглядели эти попытки так, словно игрушечная машинка пыталась бороться со скоростным болидом.

Только вот меня почему-то обходили и черные, и белые посланники. Да и не только меня. Спустя буквально пару минут посланники исчезли, порталы резко закрылись, а вокруг все еще висел еще добрый десяток таких же растерянных, как и я, душ.

Не знаю, сколько мы проболтались на месте, словно известная субстанция в проруби. Время, как я говорил, в таком состоянии текло слишком странно. Двигаться куда-то не хотелось, да и оставалась надежда — вдруг кто-то все же придет за нами? И действительно, в конце концов, пришли. Поблизости открылся еще один небольшой портал, только вот вместо облачка из него вылетел вполне себе обычный… человек? Наверное, да, если бы люди умели летать. Смуглый, коротко стриженый, голубоглазый, в каком-то странном одеянии — халат, свободного кроя штаны, сабля на бедре. Этот человек, оглядев наш неровный строй неприкаянных душ, хмыкнул и молча указал на портал — мол, двигайте. А мы… а что мы? Как будто у нас был выбор. Всё лучше, чем вот так вот болтаться.

Хотя парочка моих невольных соратников все же решила остаться — то ли человек не внушал им особого доверия, то ли просто по жизни нерешительными были… В этот раз никто их неволить не стал. Ну а остальные, включая меня, нырнули в сияющий овал портала.

— Меня зовут Киут. Поскольку вы сейчас говорить не можете, отвечу заранее на все ваши, довольно очевидные, вопросы, — голубоглазый мужчина висел напротив нас в пустоте, и его лицо выражало вселенскую скуку. — Во-первых, да. Я бог. Не из вашего мира. Но, поскольку в вашем мире боги слабы, да вдобавок еще и конкретно вы в них не верите, то ваши души там никому не потребовались. А я этим воспользовался и дал вам… ммм… шанс.

Киут почесал нос, оглядев наши безмолвные тушки. Тоскливо вздохнул, и продолжил:

— Не питайте иллюзий. Вы не особенные. Вам просто повезло оказаться в нужном месте в нужное время. Так-то мне подошли бы любые души из вашего мира, просто первым делом я наткнулся именно на вас. И да, если бы не я — вас в лучшем случае сожрали бы бродячие астральные хищники. В худшем — вы бы превратились в проклятых духов места, и были бы обречены на столетия страданий. А сейчас у вас появился шанс переродиться, да еще и без потери памяти, пусть и не в вашем, а в моем мире. Так что можете потом возносить мне молитвы, я не буду против, — он весело хмыкнул. — Зачем я вам это все объясняю? Потому что, увы, для перерождения в таких условиях требуется ваше полное согласие. Иначе я бы перед вами распинаться не стал.

Он сделал паузу, и я задумался. Звучит неплохо. Какой бы это мир не был, даже если это дремучий каменный век — любое перерождение все равно лучше тех альтернатив, которые он описывал. Только вот… а зачем это ему?

Киут посмотрел прямо на меня, словно услышал мои мысли. Хотя может и услышал. Бог, все-таки.

— Разумеется, у меня тоже есть свои причины, из-за которых я все это затеял. Для Объединения нужно, чтобы Система постепенно привыкла к новым конфигурациям душ, повысив Сродство с ними… а, ладно, вы все равно не поймете. Да и вообще, не надо это вам, это наша, божественная кухня. Все, что мне от вас нужно — согласие. Выразите его в мыслях ясно и четко. Тех, кто не хочет — я верну обратно. Найду потом другие души, это несложно. Считаю до трех. Раз.

Согласен!

— Два.

Не хочу я возвращаться, меня вполне устраивает перерождение!

— Три.

И мир погас.

Новый мир встретил меня хлестким шлепком по заднице. В самом прямом смысле этого слова. Нет, я слышал, что младенцев при рождении шлепают, если они не орут — но, черт возьми! Больно! У меня и так кожа по всему телу горела, словно ее наждаком натерли — так еще и этот шлепок. В общем, да, я заорал. В основном от неожиданности, но и боль была более чем ощутимой. Замолчал быстро, но, кто бы меня не держал сейчас в руках — его это удовлетворило.

Честно говоря, я сейчас нихрена не видел, не слышал, и не понимал. Какая-то карусель из цветных пятен перед глазами. В ушах — белый шум, сквозь который пробивались чьи-то голоса. Кожа горит, задница болит, мое бедное тело постоянно перемещают, пеленают, еще что-то с ним делают… в общем, то еще удовольствие. Собственно, в таком спутанном состоянии ума до меня дошло, что я младенец, лишь через пару минут. А до этого я просто старался выждать, пока мне не полегчает. Облегчение пришло не сразу, но, постепенно, стало легче. Белый шум стихал, сквозь него все четче пробивалась речь на незнакомом языке — надтреснутый голос уже явно немолодой женщины, и суровый голос мужчины с нотками какой-то растерянности. Боль в теле тоже постепенно утихала, а вот глаза фокусироваться отказывались. Как я ни пытался вглядеться в большое темное пятно, которое держало меня на руках, ничего не выходило. Четче оно не становилось.